Умар Яричев

Россыпи жемчуга

...Лет двадцать назад Умар Яричев представлялся многим неким символом эпохи. Если хотите, плакатом, глашатаем, трибуном, пафосность, нескрываемая автором публицистичность поэтических произведений Яричева были абсолютно новым явлением во всей чеченской поэзии тех лет. В отличие от торжественных од в честь партии, его вождей, чем «грешили» многие авторы юной чеченской литературы, Умар отказался от «математического моделирования» в поэзии, от «арифметической» прямолинейности. Поэтическая строка Яричева, во многом афористичная, являет собой одновременно и всплеск чувств, эмоций, и сгусток глубоких раздумий.
Как журналист, хорошо знаю, как непросто было человеку, чеченцу, пишущему на русском языке, пробиться на страницы тогдашней республиканской газеты «Грозненский рабочий». Даже в условиях проповедующей интернационализм и равноправие всех народов коммунистической системы, редактор газеты тех лет Дмитрий Безуглый умудрялся «воспитывать» читателей с некой подспудной мыслью об ущербности, неполноценности всех чеченцев, как народа. Позднее именно эта античеченская истерия в ранг едва ли не государственной точки зрения была возведена такими комизданиями, как «Гласность», «Правда»... Удивительно, но факт: пожалуй, только один Яричев из поэтов-чеченцев был наиболее публикуем тем же «Грозненским рабочим». И абсолютно понятно было всем: толпу «безугловских» драконовских препонов Умар пробивает силой своего поэтического дарования, таланта, мощью общечеловеческих чувствований и раздумий.
Тем не менее, судьбу поэта Яричева нельзя назвать счастливой. Больше того, его тропа в поэзии никогда не была устлана розами. Еще ребенком пережив величайшую трагедию своего народа — депортацию, он долгие годы страдал от невозможности, в силу жесточайшей цензуры, рассказать о пережитой боли. В зрелые годы, когда недремлющая цензорская рука, вроде бы, и осталась в прошлом, война, называемая «наведением конституционного порядка», «антитеррористической операцией», пройдясь тяжелым ракетно-бомбовым катком по семье, родным и близким, в очередной раз попыталась лишить его опоры в жизни. И только глубоко, до мозга костей мужественный человек, пережив такое, мог выдать «на-гора», например, такие строки:
Как трудно гостем быть в родимом доме,
Как трудно быть судимым без вины !
Да, эти слова, наполненные трагическим смыслом, — не результат бед и горя, обрушившихся на самого поэта. Это— боль, крик души израненного войной народа. В двух строчках выражена суть того, что на стыке веков происходит с каждым чеченцем. И это — не столько вопросы, сколько ответы.
У чеченцев издревле существует такое понятие, как «маьрша стаг». Смысл этих двух слов — «свободная, неприкосновенная личность». И вопрос, и ответ Яричева и состоят как бы в предложении оценить и осмыслить то, что происходит со свободной личностью в современной Чечне.
Яричевский поэтический язык прост, ясен, доступен. И это — не от простого желания быть понятым и понятным. Хотя и пишет Яричев на русском языке, он был и остается чисто чеченским поэтом. Это предполагает две вещи: любая речь должна быть образной, но нельзя за нагромождением образных картин пытаться скрыть свою неспособность высказать истину. Талант Яричева в том и состоит, что в его произведениях зерен больше, чем плевел...
Мне кажется, о творчестве Яричева можно говорить часами. Это — мир, в котором можно жить годами. И он наполнен светом добра, искренности, душевной щедрости. Это — россыпь мыслей и чувств, которыми нельзя не восхищаться. Автору же хочется сказать только одно: да хранит тебя Аллах!

Газета "Маршо". 18 марта, 2002г.

ГРАНИ ТАЛАНТА

Национальный колорит и общечеловеческие ценности в поэзии современного чеченского поэта Умара Яричева

В современной чеченской литературе творчество Умара Яричева занимает одно из ведущих мест. С начала 60-х годов, вот уже почти четверть века, он создает поэтические произведения, которые стали приметны в современной чеченской поэзии. Ценя достижения своих предшественников — Саида Бадуева, Арби и Магомеда Мамакаевых и других, он продолжил лучшие традиции творчества основоположников и классиков чеченской литературы. Постоянный интерес к истории чеченского народа, к его сегодняшней жизни, художественное воплощение основных проблем современности — о месте человека в обществе, его морально-нравственных исканиях, войне и мире — все это способствовало расцвету таланта поэта.
Надо отметить, что критики и литературоведы не балуют Умара Яричева вниманием. Пока о нем не написано ни одной значительной работы, в которой была бы оценка его многогранного творчества.
Чеченский поэт... В этом понятии — и судьба, и нравственная заповедь творчества, и тот неиссякаемый исток, который вводит поэзию Яричева в круг новых тем, питает живительными соками свежих образов, сочных красок, дает поэту возможность уверенно произнести:
Мне кажется, что только-только
Мы познаем самих себя.
Что мы идем по нити тонкой,
Жизнь до безумия любя.
Умар Яричев — поэт в истинном значении этого слова. Крестьянская основательность и рассудительность, переданная в наследство родителями, пришедшая с годами мудрость, глубокое знание жизни причудливым образом соединяются в нем с поразительной искренностью чувствований, тем возвышенным настроением души и не потускневшей со временем зоркостью взгляда, что рождают удивительные по философской наполненности и одухотворенности, человеческой теплоте и правде поэтические строфы...

СЛОВО О СЛОВЕ
Мы со словом живем от
рожденья до часа кончины,
Память слов о себе
оставляем, навек уходя...
И, во имя добра, не роняйте слова без причины
Ни в мирской суете, ни во гневе, ни просто шутя.

Его поэзию трудно уместить в прокрустово ложе тематических рамок. Также разнообразен он и в формах выражения своих чувств, волнующих мыслей и образов. Поистине неисчерпаемо богата художественная палитра поэта. Как и всякий крупный поэт, он обладает удивительным по тембровой окраске и эмоциональной насыщенности поэтическим голосом, уверенно звучащим во всех смысловых регистрах. Тонкий лирик и страстный публицист, летописец сегодняшнего дня и мудрец, пытающийся понять смысл человеческого бытия, возвышенная трепетность чувств молодости и строгая сдержанность человека, много повидавшего и испытавшего на своем веку, - это все Умар Яричев, его творчество, яркое половодье стихов, честных и правдивых, как сама жизнь.
Поэзия для Яричева — единственный способ жить в этом мире полнокровно, ярко, с ощущением своей причастности к делам, заботам и радостям современников. Поняв это, он дорожит дарованной возможностью говорить сразу с тысячами людей, ведет диалог с читателями с мягкой, располагающей интонацией, лирично, проникновенно, предстает перед нами — жаждущим любви мужчиной, познавшим счастье взаимного чувства любимого, нежного и заботливого отца, сына и брата:

СЕБЕ
Ты был красив, скандально молод,
В любви сопутствовал успех,
И в бесшабашности веселой
Хотел хорошим быть для всех.

Друзья и девушки любили
Тебя (неведомо за что!),
А годы, годы уходили
Живой водою в решето.

Читая стихи Умара Денилбековича, понимаешь, какими сильными токами пронизывает все творчество поэта чувство исповедальности. Пронизывает, но не придает ему характер камерности. В этой исповедальности есть нечто такое, что выходит за рамки единственной человеческой судьбы. Во взаимопроникновении личного и общественного, того, что дорого твоему сердцу, и того, что близко другим сердцам, - второй мощный мотив поэзии Умара Яричева, создающий в его стихах напряженную, полную драматического звучания симфонию жизни. Как ни тяжело было взбираться вверх, понимал: останавливаться нельзя, надо идти дальше, чего бы это ни стоило. В этом предназначение человека, не исполнив которое, невозможно познать истинную цену счастья.
Он никогда не боялся трудностей. Напротив, принимал каждое испытание с благодарностью. Потому что знал: именно так гранится характер, сердце становится щедрее и мягче, а ум — подвижнее. Только так можно запастись впечатлениями, которые сделают человека духовно богатым:

ВОЛЯ
И в испытаниях суровых — 
Как сопричастность ко всему —
Души порывом, песней, словом 
Быть верным долгу своему
Землей, цветами, синью неба 
Пусть этот мир и явь, и сон, 
А человек — он словно крепость
В осаде полчища времен,
Но все печали одолимы 
И трудная доступна цель, 
Пока в груди несокрушима 
Живого сердца цитадель, 
Где вдохновенье, мысль и труд 
Аккордом вечности живут.

Каждое произведение Умара Яричева — это итог соприкосновения сердца поэта с человеческими жизнями, с человеческой добротой, человеческим разумом, деяниями. Он не может писать о том, что его не взволновало, не вызвало боль или веселье, надежду. Не случайно большинство произведений поэта навеяно конкретными жизненными ситуациями, характерами реально существовавших людей. Стихотворение « Воля » посвящено чеченскому композитору Аднану Шахбулатову. Композитор в течение продолжительного времени после тяжелой автомобильной аварии находился в постели с параличем ног, но продолжал писать музыку. Или, например, посвящение Джамалдину Яндиеву, Бетховену, Эйнштейну, Рудаки и т. д.
Судьба предопределила характер поэта. Характер сложный, неоднозначный, противоречивый, вобравший в себя сложную полифоническую гамму разнообразнейших свойств, качеств, черт, которые никак нельзя отделить друг от друга.
Самое привлекательное в его натуре — естественность, умение в любой, даже самой выигрышной ситуации оставаться таким, какой он есть на самом деле — земной, искренний и настороженный:

АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН
Где нежность неприступнее гранита
И мудростью судьбы не обойти,
И каждый миг, как взрывом динамита
Сметает нас у временис пути.

Яричева, как всякого талантливого человека, отличает впечатлительность, он наделен удививительной способностью смотреть на мир широко oткрытыми глазами, радоваться денному. Поэзия в нем живет непреходяще. Подчас удивляешься: даже простые, казалось бы, обыденные ситуации он оценивает с присущей ему проницательностью, неожиданно, образно, живописно, находит для них точные и емкие оценки, характеристики:
ЖЕЛАНИЕ
А сердце считает мгновенья живым метрономом!
Спешите! Так мало отпущено времени нам
Мы видим друг в друге лишь пятна и зла, и ошибок
Мы редко друг другу, так редко ошибки прощаем.
В нас люди и боги живут и пророки вещают
Желанье мое — снисходительны, будьте друг к другу.
Из сердца, исторгнув пращуров грех первородный,
О, люди, давайте друг друга приучим к добру
Желанье мое.

Яричев — необыкновенно тонкий, ранимый человек, больно переживающий несправедливость, грубость, навет. Он сомневающийся человек. Ему чужда безапелляционность, не терпящий возражений тон. Поэт умеет слушать собеседника, ему всегда интересно знать его мнение о своей поэзии, мыслях, поступках. Ему важно всегда находиться в кругу людей, в гуще друзей, которые могут поддержать, сказать одобряющее слово, развеять неспокойное состояние духа...

Беззаботно я верил когдато
Невезеньям обидным назло,
Что в сиянии солнечных радуг
Птицы счастья добуду крыло.
Но щептал мне холодный рассудок:
- Ты хоть руки от глаз отними.
Счастье — это обычное чудо,
А чудес не бывает, пойми.

Яричев — добр, милосерден, его сердце переполняет неизбывная любовь к людям, которая как бы открывает душу поэта перед жизнью, человеческими радостями и бедами. И в это же время — это туго сжатая пружина, готовая в любую минуту выстрелить в того, кто посягнул на его достоинство человека, поэта, самостоятельность чувств и мыслей.
Жизнь без бурь и потрясений не для Яричева. Он — прирожденный боец, но воюет поэт не с ветряными мельницами, а с конкретными носителями зла, смело изобличает в своем творчестве те пороки, негативные явления, которые прямым образом сказываются на нравственном самочувствии человека и общества в целом.

Лаура ЯНАЕВА ,
студентка 5-го курса
гуманитарного факультета
Чеченского государственного
педагогического института.

(Газета "ОРГА",17 июня,2002г.)

25 марта,2003г(газета «Маршо»)
Умар ЯРИЧЕВ

«У нас нет причины краснеть»

...ГАЗЕТА «Известия», 11 февраля 2003 г. В своей статье так называемая правнучка имама Шамиля Назима Ханафи Мухаммед пишет: «Чеченцы воровали лошадей даже из армии моего прадеда...» Это же надо!... Через сотни лет эта уникальная информация (старанием «Известий» с определенной долей нечистоплотности), так одержимо ждавшая своего часа, дошла-таки наконец до поменявшей свою религию на христианство, достойную своей матери, убежавшей от нравственной строгости родителей, Назима Ханафи Мухаммед. Удивительно! Но хищный и злобный микроскоп чьего-то коварства из более чем пятидесятилетнего смертельно-кровавого вихря исторических событий, называемого Кавказской войной, после скрупулезных поисков нашел очередную спичку и маленький штришок, чтобы еще (в который уже!) раз указать миру на «глубокие», в смысле надуманности, «пороки всего чеченского народа». В принципе чему удивляться!! Обобщение было, есть и, боюсь, будет обязательным приемом ненавистников чеченского народа.
Недвусмысленно считаю христианство одной из самых великих религий мира. Но не сомневаюсь, что принятие Назимой христианства (почему-то после смерти русского мужа!) гордости и чести легендарному имаму Шамилю (будь он сейчас жив!) не прибавило бы. Что такое эта никчемная (в крайнем случае, по моему мнению) женщина, вдруг раскопанная газетчиками почему-то именно сейчас, по сравнению с такими гигантами мысли и нравственности, какими были многие выдающиеся мыслители немусульманской части человечества, подошедшие к Исламу честно и беспристрастно, или ставшие мусульманами, или вынужденные признать, что это истинная религия. Особая роль в этом отводится пророку Мухаммеду, провозгласившему Ислам и символом Ислама Коран.
«В мире нет человека, с которым можно сравнить пророка Мухаммеда», — говорит француз Ла-мартин;
«Я свидетельствую, что Аллах — единственный Бог,а Мухаммед — его пророк», — говорит англичанин Эдвард Гиббон;
«Глубоко преклоняюсь перед его величием и остаюсь в плену этого замечательного учителя», — говорит Анне Бесет из Мадраса;
«Западу не известна другая личность, достигшая такого достоинства», — утверждает Монтгомери из Оксфорда.
«Мы обязаны признать его пророчества», — изрек К.Маркс.
«И заслуживает эта религия, чтобы ей последовали», — пишет в своей книге
«Ислам в Хиджазе» шведский король Густав III.
«По сравнению с действиями, граничащими с варварством и вандализмом, совершенными христианами, отношение мусульман к немусульманам подобно невинности грудного младенца. Ислам среди других религий, погрязших в трясине небылиц и сомнений, поднялся с чистотой цветка и стал символом силы и ума»,
— это фраза из книги английского ученого Лорда Давонпорта о Коране и Мухаммеде.
«Спасение Европы — в Исламе»,— говорит английский ученый Ричард Белл.
«Прошу считать меня... магометанином», — потрясает А.Толстой своих слушателей в Ясной Поляне, в апреле 1884г.
«...Мы должны остаться в Исламе...», — слова великого немецкого поэта Гете.
«...Я принял Ислам, и каждый день поражался истинности, справедливости, легкости, полезности этой религии. Я бесконечно благодарен зато, что Он (Коран) открыл мне глаза на Истину», — воскликнул Жак Ив Кусто.
«Да, сегодня я стал мусульманин!
Вы спрашиваете, почему я выбрал Ислам? Своим выбором я опередил эпоху», — ответил своим соратникам и журналистам на своей пресс-конференции в 1970 г один из лидеров Французских коммунистов Роже Гароди. И добавляет: «Ислам создал равные права для халифа и для раба».
На университетском дипломе Иммануила Канта его рукой было написано «Бисмиллахи-ррахманиррахими», что в переводе с арабского означает «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!»
Вильфрид Хофман, магистр права Гарвардского университета, доктор права Мюнхенского Университета,, высокопоставленный чиновник госаппарата ФРГ, дослужившийся до ранга чрезвычайного и полномочного посла (сначала в Алжире, потом в Марокко), далее — один из руководителей информационной службы НАТО, 25 сентября 1980 г. принял Нолям и новое имя Мурад. И написал в одном из своих трактатов: «Ислам — это подлинная религия».
Очень поэтично и чувственно пишет об Аллахе поэт А.Пушкин:
«Он милосерд: Он Магомету
Открыл сияющий Коран.
Да притечем и мы ко свету,
И да падет с очей туман».
Еще более категорически поэт И.Бунин:
«Проклят тот, кто великий Коран не слышит».
И это — далеко не полный список великих личностей, познавших Ислам. Надеюсь, после этих имен религиозный поступок взболмошной бабенки, мнящей себя правнучкой действительно легендарного имама Шамиля, не покажется более или менее значительной потерей для Ислама и мусульманского мира. И ее ядовитый комариный укус в истории многострадального чеченского народа будет просто незаметен для истерзанной веками чеченской души.
Видимо, «воровство» чеченцами лошадей (это подносится читателю, как будто чеченский народ ничем всю кавказскую войну не занимался, нежели конокрадством) — это такой вечный факт безнравственности даже сегодня, что им надлежит упрекать весь народ. Все конокрады (даже цыгане, русские, аварцы и т.д.) были чеченцами. Черт побери, есть старая чеченская поговорка: «мужчина должен показать себя с хорошей или плохой стороны»... Впрочем, кроме чеченцев, это сделать с Шамилем вряд ли кто осмелился бы. К сожалению, и так аргументировать приходится... Плохо коней охраняли!
Ну а газете и журналистам, откопавшим этот реликт лицемерия и безбожия в виде женщины Назимы, отвечаю:
«Как же! Нельзя было десятку чеченцев XIX века прощать угона лошадей из табуна Имама. И эту ошибку надо возвести в генетический порок всех чеченцев, во все времена... А все(почти!) передачи по телевидению, полные безнравственного потока, бездуховной грязи, газеты и журналы, заполненные совершенно развратной порнографией, алкоголь и проституция, преступность и наркомания, ставшие нормой или трагедией жизни подавляющей части российского общества, — просто мелочь (выходит!) по сравнению со склонностью незначительной части чеченских мюридов имама Шамиля в 19 веке. А как же! Это легче, чем отворачиваться от проблем погибающей семьи, беспризорничества, общественной аморальности, безбожия, потерей института отцовства и уважения к мужчине в России!...»

Глубоко, как поэт, идеалом которого является А.Блок, уважаю русскую культуру и не провожу параллель между генералом Ермоловым и русским народом. Однако, утверждаю, что у меня нет причины краснеть за своих современников, когда речь идет о чеченском народе. И я горжусь красотой и изысканностью чеченских адатов, то бишь обычаев, о которых много и не раз писали мудрые люди в мире.
А что касается морального облика целого народа, Назиме и готовившим ее статью говорю красивой и умной русской пословицей: «Чья бы ни мычала, господа, да только ваша бы молчала».
Видимо, Назима Ханафи надеялась заработать уважение, как к женщине, у газетчиков «Известий», забыв, что поговорки: «Баба с возу, кобыле легче», «Курица — не птица, женщина — не человек», «Бабе дорога от печи — до порога», «Не учи женщину — не прибавляй зла к злу» — не из чеченского национального лексикона и менталитета...
А теперь, как окончание моего монолога, одно из моих последних стихотворений.

Не шутите с Чечней